– Пожалуйста? – издевательски повторилаона. – Самое время вспомнить о вежливости! Почему же ты не был такобходителен сегодня утром? Не слышала, чтобы ты хоть раз сказал «пожалуйста»,да и «спасибо» тоже. Знаешь, кто ты?

Испорченный самодовольный мальчишка!

Это оказалось последней каплей. Слышать, как избалованная,привыкшая повелевать принцесса называет его испорченным мальчишкой?!! ТакогоГарион не смог вынести и, окончательно выйдя из себя, начал орать. Смысл в егословах найти было трудно, но на душе полегчало.

Сначала они бросали друг другу взаимные несправедливыеобвинения, но вскоре перешли на ругательства. Се'Недра визжала, как камаарскаябазарная торговка, а новообретенный баритон Гариона то и дело срывался напетушиные нотки. Они тыкали пальцами друг другу в лицо и орали. Се'Недра топаланогами, а Гарион размахивал руками. Должно быть, наблюдать ссору со стороныбыло весьма интересно, во всяком случае Гарион почувствовал себя немного лучшепосле того, как всё закончилось Выкрикивать оскорбления в адрес Се'Недрыоказалось невинной забавой по сравнению с теми ужасными непростительнымивещами, сказанными тёте Пол, да к тому же позволило сорвать гнев на ком-то, непричинив особого вреда.

Правда, Се'Недра в конце концов залилась слезами и убежала,оставив Гариона, сознающего, что он вёл себя по-дурацки, хотя особого стыда онне испытывал. Юноша, не совсем ещё остыв от сражения, пробормотал несколько отборныхоскорблений, которыми не успел осыпать противницу, но потом, вздохнув, взадумчивости облокотился о поручни, наблюдая, как ночь окутывает город наболотах.

В глубине души он был благодарен принцессе, хотя даже себене осмеливался признаться в этом. Глупая ссора заставила его опомниться, итеперь он ясно понимал, что должен извиниться перед тётей Пол, ведь всенесправедливые обвинения в её адрес были вызваны чувством собственной вины ижеланием переложить на кого-нибудь ответственность за случившееся.

Но за всё сделанное приходилось отвечать самому. И, придя ктакому решению, Гарион почувствовал, что выздоравливает от тяжкой болезни.

Стемнело. Душная тропическая ночь опустилась на город; изнепроходимых болот доносился удушливый запах гниющих водорослей и стоячей воды.Какое-то злобное насекомое, пробравшееся под тунику, вгрызлось в спину междулопаток, в том месте, куда он не мог дотянуться.

Он не успел услышать ни скрипа, ни шороха – ничего,предупреждающего об опасности: кто-то схватил его, заломил руки назад и прижалко рту и носу мокрую тряпку. Гарион попытался вырваться, но безуспешно, атяжёлая ткань не давала высвободить голову и позвать на помощь. От тряпки шёлкакой-то странный запах, навязчивый, омерзительно сладкий и очень сильный.Голова его закружилась, а ноги и руки внезапно ослабели. Гарион сделал ещёодно, последнее усилие вырваться, но тьма надвинулась, окутала его; юношапотерял сознание.

Они оказались в каком-то длинном коридоре. Перед глазамиГариона шпал вымощенный брусчаткой пол. Его несли лицом вниз, голованемилосердно болталась, во рту пересохло, в ноздрях всё ещё стоял густойсладковатый запах. Он чуть повернул шею, пытаясь осмотреться.

– Приходит в себя, – заметил тащивший его за рукичеловек…

– Наконец-то, – пробормотал кто-то. – Тыслишком долго держал тряпку у него на лице, Иссас.

– Я знаю, что делаю, – возразил первый. –Отпустите-ка его.

– Можешь стоять? – обратился Иссас к Гариону.

На бритой голове найсанца пробивалась щетина, ото лба кподбородку через пустую глазницу шёл рваный шрам. Одежда его была грязной,покрытой пятнами.

– Вставай! – шипящим голосом приказал он, ткнувГариона сапогом.

Гарион попытался подняться. Колени тряслись, пришлосьопереться о влажные камни стены, покрытые плесенью.

– Несите его, – велел Иссас остальным.

Те, подхватив юношу под руки, поволокли его по сыромукоридору в какое-то помещение без окон, походившее не столько на комнату,сколько на темноватый сводчатый погреб. Огромные колонны, покрытые резьбой,поддерживали высокий потолок; маленькие масляные лампы, подвешенные на длинныхцепях или стоявшие на каменных полочках, вырубленных в колоннах, бросалиневерные отсветы на стены и пол. Люди в многоцветных одеяниях беспорядочноперемещались с места на место в каком-то блаженно-бессознательном состоянии.

– Ты! – рявкнул Иссас пухлому молодому человеку ссонными глазами. – Пойди скажи Сэйди, главному евнуху, что мы схватилимальчишку.

– Пойди и скажи сам, – тоненьким голоскомпроверещал толстяк. – Я не подчиняюсь приказам таких, как ты, Иссас.

Тот, коротко размахнувшись, отвесил юноше звонкую пощёчину.

– Ты ударил меня! – завопил толстяк, схватившисьза щеку. – И раскроил губу, видишь, кровь!

Он сунул окровавленную ладонь под нос Иссаса.

– Если не будешь делать что велено, перережу твоёжирное горло, – не повышая голоса, пообещал Иссас.

– Я всё скажу Сэйди, вот увидишь!

– Беги скорее, да не забудь сообщить, что мы поймалимальчишку, которого требовала королева. Пухлый юноша поспешно удалился.

– Евнухи! – презрительно сплюнул один из тех, ктодержал Гариона за руку.

– Такие, как они, тоже нужны, – ответил другой сгрубым смехом.

– Ведите мальчишку! – велел Иссас. – Сэйдиждать не любит.

Они потащили Гариона из залы. На полу сидело несколько оборванныхгрязных мужчин с нечёсаными длинными волосами и бородами, скованные длиннойцепью.

– Воды! – прохрипел один из них. –Пожалуйста!

И умоляюще протянул руки.

Иссас остановился и с изумлением оглядел раба.

– Почему у этого язык на месте? Не успели отрезать? –обрушился он на стоящего рядом стражника. Тот пожал плечами.

– Ещё не успели? Если кто-нибудь из жрецов услышит, чтоони разговаривают, тебя вызовут на допрос. Вряд ли тебе это понравится.

– Я не боюсь жрецов, – ответил стражник, нервноозираясь – Перед ними всегда лучше жить в страхе, – посоветовалИссас. – И не забудь напоить этих животных, ведь за них деньги плачены.

Он было зашагал впереди державших Гариона мужчин,направляясь к погружённому в темноту проходу между: двумя колоннами, но опятьостановился и громко приказал:

– Убирайся с дороги!